Все новости
3 Сентября 2019, 18:12

«Театр учит видеть людей – людьми»

Неля КУШНЕРОВА Явился я в назначенное время, в дверь заглядываю: ничего не объясняют, но все что-то ходят, показывают, так я и не понял до конца, что же делать-то нужно. Зашел, рассказал отрывок из стихотворения Зайнаб Биишевой, басню на русском... Ханов говорит: «Ну, теперь этюд давай. А я: «…Не знаю, что это такое». Он мне показывает на огромный черный рояль в углу сцены: «Иди, садись под него»... По эту сторону кулис театральная жизнь представляется яркой, кипучей, беззаботной, всегда ли это так? Мне повезло, коллега пригласила принять участие в беседе с заслуженным артистом республики Иреком Булатовым. (Первые годы были им отданы молодежному театру им.Мустая Карима. В 2009 году вошел в труппу башкирского драматического театра драмы им.Мажита Гафури, где и служит по сей день). Что приводит на подмостки сцены обычных людей и делает их неким магнитом и проводником идей искусства? Легок ли хлеб актера, трудно ли стать им? Пока мы наперебой задавали ему вопросы во время этой встречи в редакции, нам выпало немало поводов и для веселья, и для размышлений.


- Театр любил мой отец. По телевизору спектаклей было мало в то время, зато часто звучали радиопостановки. Он запоминал время их начала, и стремглав вбегал в дом, порой бросая все дела. Так же обстояло и с башкирскими концертами.


Я в детстве и не понимал (...говорит, немного задумавшись), что за люди эти артисты, откуда берутся... Приехал к нам в район театр им. М.Гафури со спектаклем «Галиябану». По сюжету в одной из сцен в Халила (Фидана Гафарова) стреляет Исмагил, а я, подскочив с места, вдруг как закричу: «Атмаа-а!» («Не стреляй!»). Отец даже оторопел, только и успел одернуть, мол, нельзя же так.

Прошли годы, поступил я на истфак БГУ. Учился на вечернем отделении, работал, и ходили мы в выходные к 12 утра в театр, так как на вечерние сеансы билеты достать было сложно. Но даже и тогда я помыслить не мог, что буду сам когда-нибудь артистом — мне лично они казались какими-то небожителями. В университет я пошел только затем, чтобы отца и маму не расстраивать, учиться мне там совсем неинтересно было, одно время прямо за голову схватился — что я тут делаю. Из-за родителей лишь тянул, чтобы не обидеть. Но в мае все бросил и уехал домой. Отец кивнул головой в окно, в сторону фермы, вон пойдешь, мол, скотина хоть сыта будет.



Как-то утром проснулся, и вижу краем глаза, районка съехала с журнального стола, и вот с нее, прислонившейся к ножке столика, моему взору предстало объявление в рамочке (о, судьбоносность печатных СМИ!): так, мол, и так, художественный руководитель Олег Ханов проводит дополнительный набор на театральные курсы. Лежу и смотрю – «проза, басни...» - все знакомо. А что это еще за «этюд»? Ну, думаю, пойду, не побьют же меня? Подошел тихонько к маме, она «бар-бар» говорит («иди-иди» на башк.). Явился я в назначенное время, в дверь заглядываю: ничего не объясняют, но все что-то ходят, показывают, - так я и не понял до конца, что же делать-то нужно. Зашел, рассказал отрывок из стихотворения Зайнаб Биишевой, басню на русском... Олег Закирович Ханов говорит: «Ну, теперь этюд давай. А я: «…Не знаю, что это такое». Он мне показывает на огромный черный рояль в углу сцены: «Иди, садись под него»... Я про себя думаю, почему он так надо мной насмехается, но послушно иду, делаю, что он говорит. «Теперь представь, что ты суслик, - продолжает он, - и тебе нужно перебежать через дорогу, по которой едет много-много машин, а за ней - большое пшеничное поле. Ты должен принести оттуда зерна и накормить кучу своих детишек».

«…Эй, что-то ты больно быстро принес, - смеются в жюри, когда я, как мог, постарался войти в образ этого самоотверженного суслика-отца. - Ну, ладно, какую песню нам споешь?» А я знаю-то всего одну песню - «Голубые туманы» на башкирском языке. Спел. «Хорошо. Теперь танец покажи». «Не знаю, какой, не умею...» «Ну в клубе вы как танцуете? Вот так и покажи».


Я пустился в пляс, они и вовсе покатились со смеху. Первый тур прошел…

На другой день говорят: «Давай спой свои «Голубые туманы»», так с ней и второй, и третий тур прошел... и меня зачислили. Всего из 56 претендентов с республики набрали 10 человек. Особенно запали в душу слова Олега Ханова: «Вы представляете из себя нечто, из чего можно слепить что-то».



Отец радости особой не показал, когда я впервые приехал выступать в Максютово. С утра детская сказка ставилась, а вечером постановка для взрослых. Он у меня такой прям «незаметный», что я его в самом последнем ряду сразу же и увидел. После моего дебюта перед односельчанами, наши отношения, наконец, заметно потеплели.

Он помнил каждого артиста по фамилии, все их роли, даже не знаю, где он узнавал о них. Когда я стал работать в Молодежном театре, отец уже недомогал, но все же успел побывать на паре моих спектаклей в Уфе.

Актеры вживаются в свои роли, порой некоторые актрисы плачут-горюют, когда их эпизоды сокращают. Или вот вам пример: одна народная артистка наша - уже в возрасте, еле ходит-хромает за сценой, а как объявят ее выход, куда тебе – словно девушка вылетает на сцену.


- Есть у Вас, Ирек Алмерович, нелюбимые роли?


- Есть. Приходится и над ними трудиться. Некоторые говорят, мол, у меня нет таких. Но сами могут и на больничный уйти, чтобы не попасть «под раздачу» именно такой роли (смеется).


- А что нужно для успеха постановки?


- Это никак не угадаешь. Иногда у самого и душа не лежит, а публика «валом идет». А порой, столько сил вложит весь состав, над каждой деталью спектакля работа идет чуть ли не год, а народ не идет и все…




- Этот год объявлен Годом театра. Что нового в вашем храме искусств?


- Ждем ремонта. Театр наш великолепен, но аппаратура середины прошлого века. Сейчас планируется звук, освещение – переделать по-новому, в соответствии с современными достижениями. Все-таки 100-ый сезон начинается этой осенью. Есть еще одна приятная новость - наш спектакль «Зулейха открывает глаза» взял российскую национальную премию «Золотая маска-2019».


- Что для Вас театр?


- Жизнь. Есть люди, которые не ходят в театр. Их много. Но есть те, для кого – это глоток воздуха. Как-то стою на остановке после спектакля, подходит женщина, узнала меня, разговорились. «Вы же меня от смерти спасли!» - говорит. Я даже вздрогнул. «Была очень сложная минута в моей судьбе, когда я находилась на грани между тем и этим светом. И вот, в этот самый момент, по радио прозвучал анонс вашего спектакля… Я, услышав его, пошла, куда глаза глядят, а подошла к назначенному времени к дверям театра. После вашей пьесы у меня перевернулось отношение к своей ситуации в корне».

Я, честно признаюсь, в тот день открыл для себя истину: если мое призвание вот так поможет хотя бы одному человеку, моя жизнь пройдет не зря.

С годами не славы хочется. Хочется участвовать в этой жизни на подмостках сцены, ты словно весь включаешься в огромный, живой механизм. И очень-очень важно чувствовать свою нужность…



- Есть у Вас роли негативных персонажей?


- Да, конечно. Я по этому поводу байку нашу расскажу. Артистов привезли в деревню на гастроли, расселили по домам, одна апай, как все, познакомилась с хозяйкой квартиры, ушла в клуб. Она играет отрицательную, скажем, роль. Жители во время спектакля очень ругались на нее. Постановка закончилась, она вернулась, прошла за ворота, а дверь заперта изнутри. Зовет, стучится... И тут из дома громко доносится: «Ах, ты, такая-сякая, близко ко мне не подходи!»

И теперь все еще случается, когда на гастролях в глубинке выкрикивают реплики из зала. А в больших городах, нет, публика пожестче. «Раскочегарить» ее трудно. Энергии много уходит: минут 10-15 надо, чтобы зал «отогреть».

Люблю постановки современных авторов, их читать интересно, молодых режиссеров, таких, например, как Ильсур Казакбаев, Зиннур Сулейманов… - они ищут свой путь.

В 90-е - не до театра было. Теперь, восстанавливается в стране это почитание к театральному искусству.


- Что самое главное?


- Терпение. «Сабырлыктың төбе - алтын» («У чаши терпения дно – золотое»).

Театр учит видеть людей – людьми. Приходите!


Фото из архива театра.

Читайте нас: